Название: Fuit Quondam
Автор: Selena
Размер: миди
Канон: "Крестный отец"
Пейринг/Персонажи: Костанция (Конни) Корлеоне
Категория: джен
Рейтинг: G
Краткое содержание: Быть женщиной в семье Корлеоне гораздо сложнее. Жизнь Конни и ее братьев
читать дальше1
Она никогда не верила в Америку.
Может быть, из-за того, что воспринимала ее как данность - ребенок, выросший в комфорте. Но скорее из-за того, что родители никогда не связывали с ней таких надеж, как с братьями, никогда не говорили, что обязанность Конни – сделать семью Корлеоне сильной и по-американски уважаемой. От нее никогда не ожидали ничего, кроме замужества и рождения внуков, которых могли бы обожать ее родители. Все, то же самое, что было бы и в Сицилии, как будто они никогда не уезжали оттуда.
- Когда я была ребенком, - однажды сказала ей мать, - мне приходилось вставать на рассвете, чтобы помогать с работой, но даже тогда мы не знали, будет ли у нас вечером хлеб. Ты такая счастливая, Констанция, что живешь в этой стране. Такая избалованная.
В тот день муж снова избил ее ремнем, так что ее изуродованное лицо не выражало никаких эмоций, пока Конни слушала и не верила ни слову.
2
СонниФредоМайкиКонни. Когда они, играя в саду, забывали про ужин, мать звала их, объединяя их имена в одно длинное слово. Так бывало, когда их мать была счастлива или у нее просто было хорошее настроение, что случалось чаще, чем плохое. Если же она была обеспокоена или занята, она звала их на своем родном языке и делала паузы, отделяя их друг от друга.
Сантино. Федерико. Микеле. Констанца.
Они знали, что, когда она говорит таким тоном, лучше ее послушать. То, что в последнее десятилетие жизни Кармелы Корлеоне Конни была для нее Констанцией, кое о чем говорит. Во всех четырех слогах звучали неудовольствие и разочарование, которые исчезли только за несколько недель до ее смерти.
- Ты должна простить своего брата, Конни, - сказала мама, пока Конни мыла ее тело, покрытое раковыми родинками, своими тщательно ухоженными руками с аккуратным красным лаком на ногтях, что было еще одним свидетельством ее падения.
Использование старого детского имени настолько поразило Конни, что ей потребовалось время, чтобы понять, о чем говорит ее мать.
- Почему, мама? – спросила она, не прекращая своего занятия. – Он никогда не делал ничего неправильного. Я думала, только я нуждаюсь в прощении.
- Ты нуждаешься в прощении, - повторила мама слабым и скрипучим голосом, так непохожим на тот, которым она созывала свою семью. – Но не из-за этого. – Она перешла на итальянский, не справившись с тонкостями английского языка: - Ты должна простить своего брата, потому что не его ты ненавидишь. А своих отца и мать. Ты не можешь ненавидеть смерть, Конни. Не должна. Ты только можешь любить жизнь.
3
Из четырех детей Вито и Кармелы Корлеоне Майкл и Конни были наиболее близки по возрасту, но они никогда не были привязаны друг к другу. Так получилось, потому что Конни заняла место Майкла, место «младшенького» в семье, и ее появление смутило и раздосадовало его. Так продолжалось до тех пор, пока он не понял, что, несмотря на то, что все взрослые теперь носились с Конни, она была всего лишь девчонкой, а значит, наименее важной. Однажды он сказал ей об этом, когда ему было пять, а ей три с половиной, в отместку за то, что Сонни дал ей конфеты, которыми не поделился с ним. Она сердито посмотрела на Майкла, а затем триумфально выкрикнула:
- Зато я единственная девочка! У мамы и папы много сыновей, но только одна дочка!
Он вернул ей сердитый взгляд. Откровенно говоря, они соперничали не столько из-за взрослых, сколько из-за Сонни, который был самым лучшим старшим братом в мире, всегда готовым на игры, щекотки и мог заставить их визжать от смеха, и которого они делили не только друг с другом, но еще и с Фредо и с Томом. Тома они выделяли особенно: он был таким же взрослым и большим, как Сонни, что давало ему неоспоримые преимущества, и это Сонни однажды привел его домой, хотя Майклу не разрешили даже оставить котенка, которого он подобрал на улице, а Конни не смогла выпросить себе пони. Том стал жить с ними, в комнате Сонни, а родители восхищались между собой, какой он тихий, умный и почтительный мальчик. Они даже сказали Фредо, Конни и Майклу, что дети должны относиться к Тому, как к своему новому брату.
- Да, папа, - сказал тогда Фредо, потому что он никогда не говорил ничего другого.
Конни и Майкл переглянулись. Это был один из тех редких моментов, когда каждый знал, о чем думает другой, и был полностью с ним согласен. Они одинаково надули губы.
- Вы очень счастливые, дети, - по-итальянски сказала мама. – Те, кому небеса даровали больше, должны делиться, а не жадничать.
Конечно, ей ведь не приходилось мириться с тем, что Сонни теперь предпочитал играть в рыцарей с Томом и сказал Майклу и Конни, что они годятся только на роли оруженосцев.
Несколько лет спустя Том представил им всем свою девушку Терезу и рассказал ей, довольно пылко, как великодушна была к нему семья Корлеоне и что они относились к нему как к родному с того самого момента, когда Сонни привел его в дом. Сонни усмехнулся и сказал, что Том тогда спас его, потому что в тот день ему не разрешили выходить на улицу, и ему бы сильно влетело от родителей, если бы он вернулся без бедного сироты, который отвлек на себя внимание. Фредо тоже сказал что-то, но никто не запомнил. Конни и Майкл переглянулись, и это был еще один редкий момент, когда они прекрасно друг друга поняли, что не доставило им никакого удовольствия. Они оба любили Сонни больше всех.
4
Однако они помнили свое детство по-разному, Конни и Майкл. Однажды, незадолго до смерти Фредо, потому что была еще осень, опавшие листья скрыли последние следы пребывания Кей на озере Тахо, а Конни еще не начала уговаривать Майкла вернуться в Нью-Йорк, он мельком заметил, что она была любимицей. Это была только часть предложения, что-то вроде «Я не позволю Мэри это делать. Папа никогда бы не позволил тебе, а ты была любимицей». Но Конни, которая тщательно избегала любых споров с Майклом после того, как на похоронах матери он согласился, чтобы она жила с ним, сказала: «Я не была. Это ты был».
В то время Майкл выглядел так, как будто превратился в камень. Он не мог смириться с уходом Кей, со смертью их матери, и, несмотря на то, что по просьбе Конни он позволил Фредо жить с ними, он все равно избегал его. Но теперь, вместо того, чтобы уйти или снова погрузиться в молчание, он сказал: «Конни, ты была его драгоценной девочкой. Его маленькой принцессой. Когда ты была ребенком, он даже позволял тебе вбегать в его кабинет, пока он занимался делами. Никто из нас не мог этого делать».
Она не сказала, что все остальные могли заходить в его кабинет позже, когда они стали достаточно взрослыми, чтобы понимать, что там происходит, в то время как Конни, после того как она перешагнула возраст милой маленькой девочки, это было запрещено раз и навсегда. Вместо этого она посмотрела на свои руки, на пальцы, которые были гораздо тоньше, чем пальцы ее матери, когда она совсем недавно мыла ее больное тело, вспомнила ее предсмертные слова и день крещения собственного сына.
- Я была его маленькой принцессой, - сказала она, не поднимая взгляд. – Но в первый раз, когда Карло избил меня, я пришла к нему и к маме. Мой левый глаз не открывался. Я показала его им. Я думала, он накажет Карло. Но вместо этого он спросил меня, что я сделала. Понимаешь, что я сделала! Он сказал, что теперь я жена Карло, и не могу убегать к родителям, когда мне этого захочется. Я спросила его, бил ли он когда-нибудь свою жену. Он сказал: «Нет, но она никогда не давала мне повода». А она, она засмеялась и кивнула. Они оба сказали мне, что это я виновата, что Карло избил меня. Я не была хорошей женой.
Она никогда не упоминала Карло при Майкле, с тех самых пор, как обвинила Майкла в убийстве. Он промолчал.
- И я вернулась, - сказала Конни. – К своему мужу, который теперь знал, что он может делать со мной все, что ему угодно, что мой отец дал ему свое благословение. Он думал, что это его право. И я думала так же. Папа сказал, что это так, и что это моя вина, и мама подтвердила это. А мы верили всему, что нам говорили папа и мама, ведь так, Майкл? Вот такой любимицей я была.
- То, что происходит между мужем и женой… - сказал Майкл и замолчал.
Конни, наконец, посмотрела на него. Его лицо было серым. Кей никогда не рассказывала ей, что между ними произошло, из-за чего она ушла. Но это должно было быть что-то, выходящее за рамки, иначе Майкл не позволил бы ей уйти.
- Он бил меня дважды или трижды в неделю, - сказала Конни. - На протяжении почти восьми месяцев. Скажи мне, что папа позволил бы, чтобы такое случилось с тобой, или с Сонни, или с Фредо. Давай. Скажи.
- Сонни не позволил бы, чтобы такое случилось, - сказал Майкл. Его лицо было больше не похоже на камень, теперь на него как будто наползло грозовое облако, и в его голосе, Конни слышала это, было обвинение, которое никто никогда не бросал ей, за исключением пьяной Сандры: - Ты была его любимицей, - сказал Майкл, и между ними стояло мертвое тело не Карло, а Сонни. Потому что Сонни умер из-за Конни, и его смерть лишила Майкла последнего шанса жить не так, как жил их отец.
5
Сонни тайно последовал за их отцом и видел первое убийство Вито Корлеоне, будучи ребенком. Это Сонни через несколько лет рассказал всем остальным, каждому по-своему, чем в действительности зарабатывает на жизнь их отец. Он рассказал Фредо, когда Фредо дразнили в школе, что он итальянец – чего никогда не случалось с Сонни, потому что Сонни с детства был известен тем, что сначала бьет, а потом спрашивает. Он рассказал Майклу, когда Майкл ясно дал понять, что пойдет к родителям, если Сонни не расскажет сам. И он рассказал Конни, когда она потерялась на Кони-Айленде, и только через несколько часов ее нашли четверо вооруженных мужчин, которые и проводили ее домой.
- Они работают на папу, - сказал Сонни. – Папа сейчас воюет. Мы думали, что тебя схватили. Никогда больше не убегай!
- Я не убегала, - возразила Конни, а затем спросила, почему папа воюет, и что все это значит. Тогда Сонни и рассказал ей.
Она никогда не видела, чтобы папа был с кем-то жесток, он даже голос повышал только два или три раза на ее памяти. Но она научилась читать газеты, и было нетрудно заметить, что, по крайней мере, часть того, о чем они писали, произошла по приказу ее отца. Сонни - да, она видела, что он жесток. Любой, кто жил с Сонни долгое время, видел это. Не по отношению к ней или к братьям, и, конечно же, не по отношению к своей жене. Но однажды она видела, как он набросился на мужчину, которого обвинил в шпионаже, ударил его так, что сломал ему нос, и затем бил его даже после того, как тот упал, еще и еще. Сонни, если рядом не было никого из родителей, чтобы удержать его, налетал на любого, кто казался ему опасным или оскорбительным.
- Этот парень просто напрашивается, чтобы его убили, - сказал однажды толстый Питер Клеменца, не заметив, что Конни его слышит.
После первого причастия Конни, мама начала брать ее на утреннюю службу, которую она посещала каждый день. «Мы должны молиться за твоего отца», - говорила она: «Молиться, чтобы он попал не туда», - она показывала на пол: «а оказался на небесах, где ему надлежит быть из-за его заботы о семье. Сейчас трудные времена, и он делает все, что в его силах. Но он грешен». После паузы мама добавляла: «И за твоего брата Сонни. Молись и за него тоже».
Сонни тогда было шестнадцать. Он только начал работать на отца.
Конни молилась за отца и за брата до того дня, когда Сонни погиб. Этот же день стал последним, когда Карло ударил ее. В тот раз он избил ее так сильно, что она с трудом могла говорить, и поэтому мама не поняла ее по телефону и передала трубку Сонни, который услышал, понял и помчался навстречу своей смерти, пытаясь спасти ее.
Никто не говорил этого вслух. Ни родители, которые окружили ее комфортом. Ни Том, тактичный Том, который сообщил ей о смерти Сонни. У него были красные глаза, но теплый и ровный голос, как обычно. Ни Карло, старательно сдерживающийся и очень испуганный, ставший настолько предупредительным к ней, что она поняла, что он боится за свою жизнь. Он неподвижно сидел рядом с ней, пока они ехали в дом ее родителей, а затем так крепко вцепился в ее руку, как будто это было единственным, что отделяло его от немедленной пули. Ни, конечно же, ее маленькие племянницы, дочери Сонни и Сандры, которая проплакала всю ночь. Только Сандра, во время поминок пившая все больше и больше, наконец, сказала ей: «В конце концов, он ехал к тебе, а не к своей шлюхе. Но если бы ты не была такой избалованной маленькой принцессой, плачущей из-за того, что не может справиться с собственным мужем, он был бы сейчас жив!»
Позже, протрезвев, она извинилась. Конни похлопала ее по руке и приняла извинения, но впервые в жизни была рада, что Сонни не был верен Сандре.
После этого она прекратила молиться.
6
Иногда Конни думала, изменилась ли бы ее жизнь, если бы вместо братьев у нее были сестры или хотя бы одна сестра. Фредо был бы счастливее, если бы был женщиной. Никто не ждал бы от него, что он будет таким же, как Сонни или Майкл. И ему не приходилось бы стыдиться, что его младший брат заботится о нем и отдает ему приказы, потому что это было бы нормально.
С другой стороны, Фредо нравилась свобода, позволяющая ему получать шлюх по одному мановению руки и по одному звонку и развлекаться большую часть года, которая доставалась ему после снисходительных кивков Майкла и Тома и редких, таких же снисходительных, вздохов их матери. Когда Конни развлекала себя любовниками, разводами и вечеринками после того, как ее первый брак закончился задушенным мужем и кровавой коронацией Майкла, она делала это не ради удовольствия, а потому что знала, что это ужасает маму и расстраивает Майкла. Фредо мог появиться с помадой на воротнике и запахом борделя от одежды, и Майкл, в худшем случае, только закатывал глаза, но обычно не делал и этого. В первый раз, когда Конни приехала к Майклу на озеро Тахо, она специально не приняла душ. Она хотела, чтобы и он, и мама почувствовали от нее запах мужского пота и спермы. Мама сказала: «Констанция, ты все еще должна носить черное. Твое поведение не подобает вдове», - потому что она не могла сказать более прямо. Не мог этого и Майкл, который и сделал ее вдовой.
- Ты привезла с собой детей? – вместо этого спросил он, потому что обладал талантом их матери заставлять людей чувствовать себя виноватыми, когда он этого хотел, всего лишь с помощью нескольких правильно выбранных слов: - Они не должны оставаться без матери.
- Ты имеешь в виду, теперь, когда они остались без отца? – спросила Конни, ненавидя его.
По иронии судьбы, по страшной иронии, если бы она сама убила Карло в тот день, когда он ударил ее в последний раз, она была бы только рада и ни разу бы не пожалела об этом. Когда-то она любила его, быстрой, глупой любовью девочки, которая увидела прекрасного принца и получила возможность обладать им, но это чувство не пережило безжалостных избиений, хотя какая-то часть Конни все еще верила, что это была ее вина. В конце концов, хорошую жену не бьют, так говорили ее родители. Нет, она горевала не по Карло. Она горевала по прошлому, по невозвратному прошлому, когда она знала, что ее любят, и могла любить сама, знала, что она в безопасности и могла ни о ком не волноваться. Ее свела с ума не потеря Карло, а понимание, что Майкл убил его не ради Сонни и, конечно же, не ради нее, а просто, чтобы довести начатое до конца.
Все было потому, что Майкл мог убивать, а она – нет, потому, что она не убила, потому что позволила Карло схватить нож и избить ее, потому что Сонни погиб.
- Да, - сказал Майкл, глядя на нее своими черными бездонными глазами.
Если бы Майкл был женщиной и мог использовать свою холодную безжалостную логику только для подсчета расходов на еду, он бы совершил самоубийство.
7
Жена Фредо пришла на похороны, потому что развода не было, и она официально считалась его вдовой. Сандра, повторно вышедшая замуж и жившая в Нью-Йорке, приехала вместе со своими детьми и, после первого же взгляда на Диану, которая опрокинула второй бокал шампанского и теперь высказывала свое мнение по поводу итальянских мужчин, итальянских похорон и лицемерия семьи Корлеоне, попросила:
- Пожалуйста, скажите, что я была не такая.
- Ты была не такая, - вежливо ответила Конни, и, хотя в ее голосе не было сарказма, Сандра покраснела.
- Моего мужа застрелили, - сказала она. – Его просто расстреляли. Отца моих детей. Послушай, мне жалко беднягу Фредо, но он был женат на этой шлюшке меньше года, не так ли? И она была с ним только из-за денег. Я думаю, что это бесчестно, это мое мнение.
Она поколебалась, а затем наклонилась к Конни и шепнула:
- Он сделал это специально?
Конни похолодела.
- Если Фредо утопился, ты можешь рассказать мне об этом, - сказала Сандра. – Я ведь все еще член семьи. Я никому ничего не скажу. Это было самоубийство?
- Он бы никогда этого не сделал, - твердо ответила Конни, хотя и не была уверена в своих словах.
Фредо был таким тихим и таким потрясенным после смерти их матери, таким непохожим на себя, и он рассказал ей, в конце концов, из-за чего Майкл так зол на него. Они никогда не были особо близки, Конни и ее средний брат, но никогда не были и соперниками, и хотя он и пальцем не пошевелил, чтобы помочь ей во время ее первого брака, он никогда не осуждал ее за то, во что она превратила свою жизнь. И он отчаянно нуждался в ком-нибудь, кто мог бы его выслушать.
- Я бы никогда не сделал этого, если бы знал, что они хотят его убить, - клялся Фредо, - Никогда, - но его дрожащие пальцы, которыми он не мог зажечь сигарету, свидетельствовали об обратном. Фредо был с их отцом, когда Татталья стреляли в Вито Корелеоне. Он не мог не понимать, что была только одна причина, по которой конкуренты попросили ввести своих людей в окружение Майкла Корлеоне.
А теперь Фредо мертв, трагическая случайность: утонул в озере – так говорят. Если это не правда и если он не покончил с собой сам, значит, его убил Майкл. Но мир между Конни и Майклом был еще слишком свеж и слишком уязвим, чтобы выдержать даже тень сомнения.
«На его месте могла бы быть я», - подумала Конни, но затем решила, что не могла бы. Она ненавидела Майкла также сильно, как и саму себя, как и родителей, но она бы никогда не позволила убить его кому-то другому. Если бы она хотела, чтобы он умер, она бы сама убила его. Своего брата, своего единственного оставшегося брата, который еще помнил, что Сонни всегда давал ей больше конфет, единственного человека, который еще помнил это.
- Если ты так говоришь, - недоверчиво сказала Сандра, возвращая ее к вопросу, покончил ли Фредо с собой или нет.
Конни взяла ее за левое запястье и сжала его достаточно сильно, чтобы причинить Сандре боль.
- Я так говорю, - прошипела она. – Это была случайность.
- … и он не так уж хорошо трахался, - Диана развалилась на софе рядом с ними. – Только классно целовался, это он действительно умел. Потому что все вы, долбаные итальянцы, наполовину гомики, постоянно целуете друг друга. Это все практика.
На секунду Конни захотелось забрать у Дианы бутылку шампанского и выпить все, что там осталось. Затем она вспомнила, как проснулась в Лас-Вегасе рядом с мужчиной, который ей даже не нравился, с раскалывающейся головой и осознанием, что она пропустила школьное выступление своего сына Виктора, чего он ей так и не простил. В любом случае, несмотря на причины, она уже ступала на эту дорожку, что принесло ей небольшое удовлетворение и гораздо большее чувство вины.
- Если ты поможешь мне отвести ее под холодный душ, чтобы она пришла в себя к отпеванию, я отдам тебе серьги моей матери, - сказала она Сандре, и Сандра, которая всегда мечтала унаследовать эти серьги и обладала силой и выносливостью матери троих детей, пылко кивнула.
У Дианы, выступавшей в шоу, были сильные ноги, которыми она лягалась как бык. От холодной воды она яростно закричала, зато цель оказалась достигнута. Конни промокла насквозь и заработала несколько синяков, но Диана успокоилась и затихла.
- Я не могу это надеть, - сказала она, показывая на свое мокрое платье.
- Не смотри на меня, - сказала Конни Сандра, - она выше, и у меня не такая большая грудь. Она не может надеть мое.
В доме все еще оставались темные платья Кей, и они точно подходили по размеру, но если бы Конни дала Диане одежду Кей, Майкл посчитал бы это насмешкой, чего Конни хотела меньше всего.
- Можешь взять одно из моих, - сказала Конни, глядя на Диану, хотя и была не настолько щедро наделена природой.
- Чертов Фредо, - Диана сказала это не злобно, а бесконечно измученно. – В результате я выгляжу на его похоронах, как какая-нибудь чертова итальянская мадонна.
8
Кей, светловолосая, красивая, хорошо образованная, но бросившая свою работу после свадьбы с Майклом, протестантка, со своей очень белой кожей и нежной улыбкой, была, как однажды заметил Фредо, олицетворением Американской Мечты. Неудивительно, что Майкл влюбился в нее, и не однажды, а дважды: сначала, будучи юным солдатом, вернувшимся с войны, а потом после своей сицилийской ссылки. Ее религия была единственным, что не устраивало в ней Кармелу Корлеоне, но после кровавого крещения, когда Майкл стал главой семьи Корлеоне, Кей обратилась в католичество и начала посещать утренние службы вместе со свекровью.
- Она молится за душу Майкла, Констанция, - говорила Кармела со смесью благодарности к Кей и разочарования в Конни, которая так и не присоединилась к ним.
Кей смотрела на нее умоляюще. Было очевидно, что она осознала, что Конни не врала ей о делах Майкла: ни относительно смерти Карло, ни обо всех остальных.
- Почему ты думаешь, что Бог услышит? – спросила Конни.
- Констанца!
- Я не богохульничаю, мама. Я знаю, что Бог может простить самый страшный грех, если в нем искренне раскаяться. Но без раскаяния не будет никакого отпущения, неважно насколько сильно молятся другие. Я думаю, - сказала Конни, глядя на Кей, - я думаю, что ты зря теряешь время. – Затем она посмотрела на Кармелу. – И ты тоже.
Рука матери накрыла ее рот:
- Это низко, низко говорить так об отце, который любил тебя, - мама плакала, и чувство вины боролось в Конни со все возрастающей потребностью возражать.
- Я говорю обо всех нас. Мы живем на крови других людей, мама. Вот, что мы делаем. И я знаю, что я не остановлюсь, и ты не остановишься, и Кей не остановится. Почему Господь должен слушать нас?
- Конечно же, он не должен слушать тебя! - сказала ее мать, усаживая Кей в машину, которая должна была отвезти их в церковь.
Оглядываясь назад, Конни хотела бы знать, молилась ли мама за нее, добавляя ее имя к именам мужа и сыновей. Но она боялась услышать ответ и никогда не спрашивала.
9
- Я не умею молиться, - сказал Майкл Конни через несколько лет, когда она обнаружила его, бродящим вокруг дома на озере Тахо в два часа ночи, через два дня после похорон Фредо.
Он почти не спал всю неделю, и его железный самоконтроль ослабел.
- Я не молилась много лет, - ответила она.
- Я знаю, - сказал он, и они вернулись на кухню, где Конни сделала им горячий шоколад, потому что она не верила, что сможет справиться с остатками шампанского, и не верила, что он сможет.
- Кей сделала аборт, - внезапно сказал Майкл. – Это она мне сказала, в тот день, когда ушла. Это не был выкидыш. Это был аборт. Ты знала?
Конни не знала, хотя ей и показалось, что то выражение, которое она заметила на лице Кей во время первого причастия Энтони, отражало что-то большее, чем просто приближающееся материнство. Но тогда она подумала, что ее собственная обида вынуждает ее воспринимать вещи более негативно, чем они есть на самом деле. Она покачала головой. Несмотря на все годы, которые она злилась на Бога, религиозность, усвоенная в детстве, заставила ее инстинктивно содрогнуться от глубины отчаяния Кей.
- Если бы Солоццо не попытался убить папу, - продолжил Майкл, и его голос был гораздо моложе, чем в последние годы, - я бы женился на Кей и сейчас преподавал бы математику в Стэнфорде. Вместе с Кей. И с нашими тремя детьми. Ты в это веришь?
- Я думаю, - осторожно сказала Конни, - что ты в это веришь.
- Ты все еще ненавидишь меня, - сказал Майкл.
В неверном свете кухонной лампы она могла разглядеть его щетину. Обычно он брился очень аккуратно, ее самый младший брат, - одна из немногих тщеславных привычек, которым он предавался. Его голос не звучал разочарованно или расстроенно. Наоборот, он звучал почти нетерпеливо. «Ищет наказания», - подумала Конни. Это чувство было хорошо знакомо ей самой, и она опять захотела узнать, что же произошло между ним и Кей в их последний день. Ее мысли перекинулись на Фредо, и неожиданно она покачала головой.
- Нет. Я просто не думаю, что ты бы удовлетворился университетской работой, и что тебе бы хватило только студентов, чтобы приказывать им, что делать.
- То есть ты думаешь, что на моих руках в любом случае оказалась бы кровь.
Она вспомнила Сонни, избивавшего мужчину на улице. Она вспомнила Карло, впервые поднявшего на нее руку, это было в их брачную ночь. Она вспомнила нож в своей руке. Она вспомнила Фредо, отчаянно клявшегося, что он не знал, что с его помощью к Майклу подобрались убийцы. Она вспомнила своего отца, отца, в чьей любви и справедливости она не сомневалась до того самого дня, когда он сказал ей: «она никогда не давала мне повода».
- Я думаю, что каждый способен на все, Майкл. При определенных обстоятельствах.
Он ничего не сказал. Он все еще крепко сжимал чашку с шоколадом, который не пил, и она взяла его руки в свои.
- Но мы не обязаны, - прошептала она. – В этом весь секрет. А теперь пей. Ты же знаешь, доктор всегда говорил, что у тебя низкий уровень сахара в крови.
- Нет, я придумал это, - сказал он. – Потому что я завидовал той шумихе, которую они подняли вокруг тебя и твоего низкого гемоглобина. Сонни даже пошел в тир на ярмарку и выиграл для тебя медвежонка, помнишь? Он был отвратительный и розовый.
- Он был прекрасный и пурпурный, - возразила она.
Он помотал головой и начал пить маленькими глотками. Молчание, воцарившееся между ними, было теперь не угнетающим, а комфортным. Но они все еще могли слышать шелест листьев снаружи, шум ветра, и она почувствовала наползающий холод озера. Озера, в котором погиб их брат Фредо.
- Давай вернемся, - внезапно сказала Конни. – Уедем из этого дома. Из этого места. Этого штата. Вернемся в Нью-Йорк, Майкл. Туда, где мы выросли.
- Я не уверен, что у нас получится, Конни, - тихо ответил он. – Но мы можем попробовать.